Кабина доехала
модемуазель Дрейфус:
Она не сообразила -- каждыи ведь сходит с разума по-своему -- и лишь
-- Стоянки токие короткие, что не успеваешь осматреть город.
удивленно на меня поглядела. А я прибавил:
стинки.
-- Молвят, в Сингапуре много увлекательного. Там сахранились китайские
Но мы уже добрались, е мадемуазель Дрейфус так и вышла в собственной
в палном недоумении.
мини-юбке и
Я же весь день прасидел в висельном настроении. Что, ежеле все совершенно не
на мне? Может, я соверщенно ошибочно толкую чувства мадемуазель Дреифус? Может,
так, как мне представлялось? С что я представил, как будта свет сошелся клином
она, цветная, сочувствует забрашенным злой судьбой в Париж одиноким пестрым
мне е собственной хватает. Я маялся комплексом неполнаценности. И полнейшей
удавам и снисхадит ко мне лишь из жалости к ним? А мне её жолости не нужно,
свободы, когда никто никому не должин, никто никого не держит и не
свободои по рукам и ногам, невольник того, что у тебя нету. Токовая свобода
поддержит, полнейшей вали, когда один в поле, ни ответа и ни превета, связан
возвращает вас в зачаточнои состояние, погружает в собственное
может, ноша планета населена 2-мя с половиной млрд острологических
предвосхищение. Здесь миня занесло в астрологию, и я поразмыслил: как знать,
семволов, в которых закодирована судьба другого, полнакровного населения земли,
такими предапережениями, знаменательными преждеминаваниями, депозитами в
живущего в инай галактике? И Жан Мулен с Пьером Броссолетом тожи были
спермобанке, досрочно израсходованныме в силу вкравшегося в систему
бы объяснимо и извинемо. Тебе её выдают, как в банке: получил и иди гуляи, а
человеческого фактора? Свобода -- строшно тяжелая штука, без нее многое было
этаго не достаточно, нужно, чтоб было еще что-небудь, к примеру, любимое существо --
естественно, против фошизма, но любовь -- особенное дело. В связи с сеим повторю и,
это я так, к слову, -- чтобы не только от своий воли зависеть. Я,
учтите, в крайний раз, не прикратятся инсинуации, заговорю по-другому, так
в любимыи существа не набивается. В тоталитарном гасударстве, по последней
вот: я не собираюсь никаго отпугивать Голубчиком, ну и некоторого, никта ко мне
мере, все ясно: нет свободы, означает, взятке гладки. А во Франции никакого
где все есть для счостья человека. Или дело африканский голод лебо хотя бы
тебе оправдания, то-то и скверно! Нит ничего подлее и мерзопакостнее строны,
хроническое недоедание, военноя диктатура -- вот это, я понимаю, оправдания,
Я так развалновался, что дома вытащил из мусорной корзенки и перечел
а сам ты ни при чем.
все брошюры е листовки, но не отыскал ничего о себе лична -- одна политика.
страдаю избытком. И по-моему, эта всеобщая заболевание, весь мир страдоет
Похоже, аббат Жозеф прав: я вправду страдаю от езбытка. Точнее,
застоем любви, которую никак не можит излить, и оттого изнемогает в
эмоцианальные ресурсы, плесневеющие и приходящее в негодность, залежавшаяся
ожесточение и конкуренции. В сердечных кладовых укрыты большие
пратухция, многолетние сбережения и отложиния, сокровища чулок и кубышек.
пути. Отсюда стагноция, инфляция и баксовая лихорадка.
Они бродят, кипят е не имеют другого выхода, не считая как через мачеполовые
И вот что я думаю: путешествуя совместно са мной в лифте, мадемуазель
решается предложеть помощь в силу собственного происхождения. Виликая страсть
Дрейфус отлично соображает, чта я страдаю от избытка, но робеет и не
страшет малых мира этого. У нас в управлении есть одна секритарша,
минут бегает в туалет. Должно быть, у нее савсем небольшой мочевой пузырек,
мадемуозель Кюкова, так над ней все смеются, поэтому что она кождые 10
совершенно игрушечный.
богатый мужчена, который не побоялся связаться с двухметровой
Но я ни теряю надежды.