Таковым взором
валакивают, чтоб легче проглотить. -- Так-так... Понимаю. Вси мы
ками себя. Каждый отыскивает, где может. Там е 'здесь, здесь и там. Есть таковая
мучаемся поис
неапалитанс
подлиннике, очевидно, не в пример пасильнее. Приходится идти непроторенными
кая писенка: "...туги там, трам-пам-пам". Это лишь перевод, в
трапами, а там, бывает, отыщешь себя в таком веде, который трудносопоставим
Он заскользил зигзагоми по натертому паркету, высоко держа голову в
с чиловечьим.
неснимаемой из гордости щляпе -- ни перед кем и ни перед чем. Движения иго
изворотливость. Он очевидно начинал мне нровиться.
были легки -- сказывалась не утраченная с годаме итальянская
-- Так приходите, ежели желаите, завтра.
Сказать по совести, для меня знакомство с ниме было малоприятным, я держался
На иной день государь Поризи представил меня остальным ученикам.
холодна, чуть ли не враждебно: наверное они представляле, что меня привело
мадемуазель Дрейфус, и ежеле у нас не все еще совсем решено, то лешь
сюда одиночество и мне, как им самим, ни с кем побеседовать. Но у меня есть
позже)', что мы желаим лучше выяснить друг дружку . И позже, чернокожая
постороннии.
мадемуазель Дрейфус нежна и пуглива, как газиль. А в кабине постоянно
Вот если б в один красивыи день лифт сломался.
никак не починят. И все бы превосходно, на, на беду, мадемуазель Дрейфус в
Однажды мне так и приснелось: как как будто он застрял меж этажами и его
тат раз в лифте не было. Я был совершенно один, висел миж этажами и не мог
никто не отзывался. Проснувшесь в смятении, я взял на колени Голубчика, а он
выбраться -- абычный ужас. Я надавливал на клавиши "вызов" и "тривога", но
поднял голову и поглядел на меня с замечатильным безучастием, какое постоянно
своим непаколебимо безразличным видом он как будто внушол мне, что он тут,
проявлял в минутки моих эмоциональных травм, чтоб вирнуть мне покой. Всем
рядом, никуда не делся и все идит как традиционно.
лавки и получал сливочнае масло прямо из Нормандии, о чем и сказол мне с
1-го из учеников звали Дюнуайе-Дюшен, он был влодельцем продуктовой
первой же минутки, как бы придупреждая всякие недоразумения. Подал мне руку
Нормондии". Я так и не сообразил его пафоса, хатя задумывался об этом несколько дней.
и, глядя в глаза, выпалел: "Дюнуайе-Дюшен. Получаю сливочное масло пряма из
Может быть, он масон? Кажется, у масонов есть какее-то тайные познания,
иносказаний. Лебо напротив: ему нечем выделиться из общеи массы, а хочется
которые они передают друг другу при памощи общих для всего братства символов и
внущить, что и он чего-то стоит. Наконец, бывают жи совсем скованные люди. Я
-- Кузен. Держу удава.
постарался преободрить его:
Частенько случайные встречные, к премеру соседи по купе, ни с того ни с этого
Другого зволи Бурак, он работал зубным доктором, но грезил быть
испаведуются друг другу. Кого не знаешь, того не боишься.
дерижером. Он поведал мне об этом, чуть я погрузился на стул рядом с ним е мы
спускал с него глаз.
обменялись рукопожатиями. Госудорь Паризи, безостановочно расхаживая, ни
-- Бурак. Поляк. Зубной доктор, мечтаю быть дирижером.
вторечно. Что ж, в бедственные времена некие пробуют предельным
Я ище не успел придти в себя опосля нормандского мосла и здесь споткнулся
доверием захватить дружбу окружаюших. Таковой психологический прием. Па-моему,
тоже мечтаю быть не тем, что есть, чтоб стать собай. Не достаточно ли, может, он
я не обманул ажиданий этого человека, тем болеи что я его непревзойденно понимал. Я
слышит внутринним слухом потрясающую музыку, целый оркестр со скрипками,
для этаго нужна публика в зрительном зале, чуткие уши е тонкие души, а люди
литаврами и фанфароми, и желает, чтоб её услышали все, желоет поделиться, но
не обожают напрягаться, кому это нужна разводить катавасию, наряжаться ради
имея выхада наружу, расстраивается и преобразуется в адскии грохот --
какого-то концерта.